[Сейлор мун]

Дорогие форумчане. Темка "Стихи про кошек" уже есть. Поэтому подумалось, что было бы хорошо, если бы мы размещали рассказы про кошек. Я честно слизала этот рассказ из просторов инета, ибо он очень тронул.


Моя бабушка всегда говорила, что тяжёлую блокаду и голод она и моя мама
пережили только благодаря нашему коту Ваське. Если бы не этот рыжий
хулиган, она с дочерью умерли бы с голоду как многие другие.

Каждый
день Васька уходил на охоту и притаскивал мышек или даже большую жирную
крысу. Мышек бабушка потрошила и варила из них похлебку. А из крыски
получался неплохой гуляш.

При этом кот сидел всегда рядом и ждал еду, а ночью все трое лежали под одним одеялом и он согревал их своим теплом.

Бомбежку
он чувствовал намного раньше, чем объявляли воздушную тревогу, начинал
крутиться и жалобно мяукать, бабушка успевала собрать вещи, воду, маму,
кота и выбежать из дома. Когда бежали в убежище, его как члена семьи
тащили с собой и смотрели, как бы его не унесли и не съели.

Голод
был страшный. Васька был голодный как все и тощий. Всю зиму до весны
бабушка собирала крошки для птиц, а с весны выходили с котом на охоту.
Бабушка сыпала крошки и сидели с Васькой в засаде, его прыжок всегда был
на удивление точным и быстрым. Васька голодал вместе с нами и сил у
него было недостаточно, что бы удержать птицу. Он хватал птицу, а из
кустов выбегала бабушка и помогала ему. Так что с весны до осени ели еще
и птиц.

Когда сняли блокаду и появилось побольше еды, и даже
потом после войны бабушка коту всегда отдавала самый лучший кусочек.
Гладила его ласково, приговаривая – кормилец ты наш.

Умер Васька в
1949 году, бабушка его похоронила на кладбище, и, что бы, могилку не
затоптали, поставила крестик и написала Василий Бугров. Потом рядом с
котиком мама положила и бабушку, а потом там я похоронила и свою маму.
Так и лежат все трое за одной оградкой, как когда-то в войну под одним
одеялом.

[sergey111122]

Стырено из ВК...

Ирина Петрова
Выездная выставка. Хроника событий:
Выехали в пятницу, в 9 утра.
Проснулись, как обычно, в 7. Чувствуя засаду со стороны папо-мамо, позавтракал двойной порцией паучи и досконально засел в туалете. Рыл так, что старая кошка-сфинкс пришла слушать под двери. Решила, что враги нападают.
Трасса переполнена. До Екатеринбурга добирались 8 часов. 60 км до Заречного ползли еще 2 часа - в пробку попали, пятница. Последние два часа сидел на коленях у мамо надув щеки, отвесив бородень и строив похабные морды водителям машин, стоящих рядом. Водители выворачивали шеи и не всегда успевали в поток. Чувствовал себя звездой.
1 день выставки:
Доверчиво зашел в переноску. Понесли. Охренел от погоды -25. По приходу в теплое пулей влетел в выставочную палатку и вывесил лозунг: "с места не сдвинусь". При попытке вынуть, расчесать штаны или хвост смачно шипел и плевался. К зрителям демонстративно лежал задом. На пошуршать-поскрести не реагировал. Нашли дурака вестись на дешевый развод.
Папа заикнулся про ринг, мамо вызверилась, что ребенок не в настроении. Папа расстроился, но ринг отменил. Так ему и надо. Ни на какие ринги не хочу. Хочу домой.
Экспертизу ждали с 9 утра до 5 вечера. В планах - еще пол часа и порву всех.
Эксперт первым делом заявила, что морда "улыбаящаяся". Это комплимент или наезд? Озадачился. Пока раздумывал, общупали всего. Раз двадцать посмотрели в пасть. Сначала эксперт, потом ассистент. Им там что, валерьянкой намазано? Стерпел. Потому, как думал. Про улыбающуюся морду. На секунду от дум отвлек папин вопль - "интерчепионы, ура!!!" К чему бы это? Может к женитьбе?? Хорошо бы...
На последнем издыхании добрался до гостиницы, сделал свои дела, залез к маме в кровать и завалился спать. Вырубило часа на два. Снились улыбающиеся морды экспертирующих и водители рядом стоящих машин. И эхом - "интерчемпионы"...
Выспался. Узнал, что в соседях кот-кастрат. Планировал подружить, но что-то и мои и кастратья мамо сильно возражали. Не настаивал. Снова лег спать.
2 день выставки:
Кое-как растолкал своих. 9 утра, давно завтракать пора,а они все спят. Разордрал на столе пакет пирога с капустой, куски креативно разложил по комнате. Разордрал пакет с мусором, вытащил пустые пакеты из под паучи и разложил рядом с пироговым креативом. Веерно раскидал по комнате оставшееся содержимое мусорки. Не помогло. Друг-будильник помог. Мама спросонья запричитала:"ах, котенька, голодный весь". Проснулась. И папу в чувство привела на предмет "у коти ребра от голода сводит, а ты не слышишь".
Знал бы куда поедем, лучше бы пусть спали.
Опять переноска-палатка-эксперт. Правда в этот раз ждали не долго и эксперт другая. Первым делом схватила меня на руки. Охренел. Первая, кто отважился. На всякий случай задней лапой проверил на предмет половой принадлежности. Девушка. Расслабился. Дальше не помню. В чувство привела мама. Не очень церемонясь пиханула в переноску, потом в палатку. Ждем каких-то дипломов...
Через час появился папа радостно тряся чем-то, очень напоминающим наполнитель туалета бабушкиного кота. Оказалось дипломы. Погрузились. Поехали. 8 часов и вот он - запах Родины!
В полете к семейному гнезду был пойман мамо с пожеланиями "умерить прыть". Взят на руки, занесен в подъезд... На второй этаж влетел пулей. Подгонял своих энергичным мурр мАААААА!!!. Дома...
Остальные подробности позже, дел невпроворот.
Дома!!!

[Дусик]

Из ВК наконец-то нашла темку, подозревала что она есть))

Через неделю после нас вернулись последним катером с дачи соседи. И вернулись они без своего кота. Огромного, серого бандита без правого уха. Всё лето мы с ним воевали на даче. То он воровал у меня еду со стола, то копался в огороде. Короче говоря, привык я к нему. И когда увидел пару, вернувшуюся без серого, то страшно расстроился и попросил жену пойти и безо всяких околичностей спросить, куда делся их кот.
Всё оказалось именно так плохо, как я и предполагал. Кота оставили на даче.

Я мучился и переживал до самого вечера. А потом набрал номер телефона начальника и попросил на завтра выходной. Жена тяжело вздохнула и сказала :
– Осторожно там. Попроси, чтобы лодкой перевезли.

Погода не задалась с самого утра. Свинцовые тучи сеяли мелкий противный дождик, а ветер подгонял пожухлую и примёрзшую местами к асфальту листву. Я бродил по лодочной станции надеясь, что кто-нибудь всё же соберётся на ту сторону за забытыми вещами.
Но кто-нибудь не нашелся. Нашелся здоровый мужик в сапогах сорок пятого размера. Он копался в моторе и что-то ворчал. Я объяснил ему, что забыл на даче очень важные, жизненно важные документы, и протянул ему пятьдесят долларов. Он опустил в карман бумажку и, объясняя небесам всё про дачников, которые и голову забудут, спустил лодку на воду.

Волны были очень приличные. Они плевались отчаянно холодной пеной и грозились опрокинуть утлое судёнышко. Так что, через полчаса отчаянной борьбы с водной стихией мы оказались на берегу возле наших дач. Сопровождаемый напутствием угрюмого мужика о том, что за такие прелести не мешало бы набавить ещё двадцатку, я помчался к даче. Небо постепенно серело, и мелкий дождик переходил в ледяную крупу.

–Серый, серый, серый! - кричал я во всё горло, надеясь что он всё ещё жив.
И Серый появился. Зябко поёживаясь, прижавшись к моим ногам, он жалобно пищал. Я схватил его на руки и бросился к лодке. Подлетев к ней и прыгнув, я посадил кота рядом с собой. Угрюмый мужик вытаращил глаза и открыл рот. Но тут…

Но тут Серый выпрыгнул из лодки и, как-то стеснительно прижав своё единственное левое ухо к голове, просительно и тихонько мяукнул. Потом развернулся и побежал назад.

–Стой, стой, стой, куда ты, черт возьми!- заорал я.
Потом выскочил и, не обращая внимания на маты, проклятия и обещания бросить нас к чёртовой матери, я побежал за котом.

Он нёсся впереди и я за ним, причитая и заламывая руки, и вдруг свернув налево он исчез в кустах. Подбежав и раздвинув ветки я увидел, как серый, одноухий кот прижался к маленькому черному котёнку. Котёнок был мокрый и отчаянно пищал. Серый виновато посмотрел на меня и мяукнул.

Я опустился на мокрую землю и собрался взять в руки обоих. Но тут земля загрохотала. Это угрюмый мужик топал своими огромными сапожищами, изрыгая потоки проклятий. Он возник у меня за спиной и вдруг затих.
Потом совершенно спокойным и приятным на удивление голосом сказал – Давай, поторапливайся. Потому, что сейчас начнётся метель и всё снегом занесёт.

Я поднял Серого и маленького черного котёнка и мы побежали к лодке. Как мы перебрались на ту сторону реки я не знаю. Наверное, Богу просто так было угодно, потому что вокруг ничего уже не было видно.
Только угрюмый мужик вдруг сказал, перекрывая рёв мотора и воды:
– Скотина ты, однако.
Я смутился.
–Почему скотина?- поинтересовался, с опаской поглядывая на воду бурлящую за бортом.
–Значит, как получается - продолжал мужик. - Ты меня обманул за документы и деньги всунул, а сам спасать кота ехал? Ты вроде как человек, а я нечисть какая бездушная получился? Так, что ли?
– Так я же боялся, что вы откажетесь, а больше спасти его было некому, - объяснил я. Мужик замолчал, хмыкнул и мы пристали к лодочной станции.
Потом он долго искал коробку для котёнка и выстилал её тёплым полотенцем. А когда я уже собрался уезжать, поблагодарив его, он сказал:
–Ты вот чего. Не бывает так, что бы всё одному, а другому ничего. - И ,подойдя к Серому обратился к нему с речью –Ты вот чего, ты иди ко мне жить. Я на рыбалку хожу. А ты кот справный. Правильный ты кот. Мужик значит ты. Не бросил малыша.

Кот посмотрел на меня, виновато мяукнув подошёл к угрюмому мужику и, встав на задние лапы, уперся передними ему в огромные сапоги. Мужик поднял его на руки. И большой серый бандит обхватил его шею своими лапами и прижался.

Мужик отвернулся в сторону и дрогнувшим голосом целую минуту произносил только:
– Ну, ну, ну…
Потом, придя в себя, повернулся ко мне и сказал строгим, но удивительно мягким голосом:
– Я приглашаю вас, молодой человек, на следующие выходные на рыбалку. И подмигнул мне.

А когда я приехал домой, и мы с женой ухаживали за черным малышом, она нашла под тёплым махровым полотенцем пятьдесят долларов.

А на рыбалку мы теперь ездим постоянно, вместе с добрым, здоровым ворчуном. И что, что я иногда приезжаю не совсем трезвым и без рыбы? Рыбалка – она дело такое, житейское, я бы сказал.

Олег Бондаренко

[Дусик]

Белый кот и мелькнувшая смерть

Моё лето ушло коту под хвост. Коту Дитриху. А хвост у него, между прочим, был такой, что перья страуса почтительно склонялись: это был роскошный, королевский хвост. Была у него и львиная грива, и длинные кудри на животе. Глаза у Дитриха были такие, что и не разберёшь, то ли мудрость мира в них блистает, то ли святость всех святых светится, или полное непонимание котом происходящего даёт такой эффект. Один мой друг, изучив его портрет, предположил, что я применяла фотошоп к Дитриховым радужкам. Но я не применяла.





В том, что заболел именно Дитрих (заболел тяжело, скоротечно — и совершенно необъяснимо; он жил той же жизнью, что его брат-близнец, и брату хоть бы хны, за что, конечно, спасибо), мне виделся, в зависимости от настроения, то божий промысел, то происк сатаны, то их совместный план, а иногда бог и дьявол казались одной сущностью; но у меня не было возможности долго размышлять об этих нематерьяльных материях.

Дитрих из всех знакомых мне котов был самым, как бы это сказать... скажем так: невинным. Хотя тут слов не подобрать. Поведение любого животного склоняет человека к антропоморфизму. Машинально мы говорим — злая собака, добрый кот. Но животное не может выбрать, каким ему быть, злым или добрым; у него есть только гены, характер и его маленькая биография. Я всегда понимала, что Дитрих никакое "добро" не выбирал; просто он таким уродился и ему таким быть нравится. Возможно, это одно из неоценённых чудес света: какие-то существа без всяких рассуждений, без оглядки на социум, общину, Уголовный кодекс, папу римского, без надежды на райские кущи (они ведь не умеют даже "мыслить", ворочать в голове абстракциями), абсолютно безыдейно, просто по природе своей — подобны ангелам. Была, конечно, логика в том, что именно Дитрих должен умереть (и, конечно, в мучениях); у жизни всегда одна цель: подтвердить свою несправедливость как можно более убедительно. Борьба за Дитриха была сопротивлением высшим силам, против которых я взбунтовалась с каким-то остервенением (а иногда впадала в ничтожество, складывая ручки и заискивая — мол, милый боженька в белом венчике, помоги моему белому котику).

Мы с сестрой оставили его в отделении реанимации и интенсивной терапии. Меня предупредили, что деньги потребуются изрядные (вплоть до грандиозных), но гарантий не дали никаких; дома я перечитала копию подписанного документа и попыталась осознать: "...я осознаю, что состояние Дитриха КРАЙНЕ тяжёлое, прогноз ОЧЕНЬ осторожный...". В таком же положении был когда-то мой пёс Марчелло, — его долго пытались поставить на лапы, но однажды честно сказали, что шансов уже точно нет, надо усыплять, чтобы не мучить (что и было сделано). Сестра сначала выразила уверенность, что Дитрих тоже не выживет, как не выжил Марчелло, затем подкинула мне денег — и выразила готовность подкинуть ещё. Воспользоваться её готовностью было бы грешно: сестра у меня учительница. Которая почему-то до сих пор не вняла мудрым кремлёвским советам и не замутила никакого бизнеса.

В реанимационное отделение пускали хозяев в определённые часы, как в человеческой больнице пускают родственников к больным людям. Я приезжала к Дитриху каждый день, поскольку в каждом дне мне виделся последний, и рассказывала бедняге, что он самый обожаемый кот. Ну и каждый день нужно было привозить деньги, где-то их изыскав. (В одном платёжном документе потерялась моя фамилия, и значилось — "плательщик кошка Дитрих", — весело, но неправда.) Когдатошняя мыслишка "а не купить ли мне новые сапоги?" уступила место "а не продать ли мне старые сапоги?"; интуитивно я применяла к разным людям индивидуальный подход, одному говорила "отдай мне все свои сбережения, мне надо много и срочно, к чёрту подробности", другому "не мог бы ты одолжить, сколько можешь, когда тебе удобно, нет-нет, это не горит..."; некоторые друзья оказывали безвозмездное вспомоществование, а о некоторых я между делом думала: "странно, что он не предлагает мне безвозмездного вспомоществования". Мне удавалось сохранять вид разумного человека. Когда приятель спросил — "ты разве не знала, что коты болеют и умирают?", я хотела было послать его по нехорошему адресу, но ответила — "да, но видишь ли..." и дальше что-то обтекаемое на тему "Дитриха это не касается".

Условия у него были шикарные: большая палата (клетка то есть, но такая большая, что там мог поместиться человек; я помещалась), пол с подогревом, меховой домик... У него был выбрит живот (где когда-то были длинные белые кудри), потому что ему постоянно делали УЗИ, и были побриты лапы для внутривенных катетеров. Он был подключён к каким-то маленьким мониторам с мигающими цифрами. На лечение он практически не реагировал, от бессилия потерял интерес к себе самому, перестал умываться. А до болезни он очень заботился о своей белоснежности; шерсть у Дитриха благоухала как стиральный порошок с обещанием морозной свежести. Ленивые кошечки подставляли ему свои головы, чтобы он их умыл, и Дитрих простодушно старался. Теперь он даже себе не мог помочь, лежал в памперсе, и не хотел ни пить, ни есть.
В холле перед регистратурой, дожидаясь, когда мне разрешат пройти к пациенту, я волей-неволей наблюдала за людьми и зверьми. Бедные крупные собаки беспомощно скользили когтями по гладкой кафельной поверхности, растерянно озирались; у них разъезжались лапы, когда их водружали на большие напольные весы. Миниатюрных собак было гораздо больше, и им было более комфортно. Крошечные щенки повизгивали и удивлялись жизни. Стремительно завязывались и развязывались (или пресекались) отношения. Левретка тянулась к овчарке, шарпей сердился на шелти. Бассеты и бигли, казалось, сострадали всем. Владельцы кошек встревожено вглядывались сквозь решётки переносок: мол, как ты там, ничего? — и сердитые кошки воротили носы. Иногда из-за одной прививки с котёнком приезжала вся семья, включая детей.

Истина "животные похожи на своих хозяев" обычно не подтверждалась. Парень, подобный молодому Шварценеггеру, пришёл с кем-то маленьким, затаившемся в пластиковой коробке, и на вопрос регистратуры "у вас кто?" ответил застенчиво, но не без гордости: "Кролик Лютик". Случаи соответствия удивляли больше: очень толстая собака с приплюснутой мордой путалась в поводке точно так же, как путалась её очень толстая хозяйка с приплюснутым лицом.

Мы с подругой, которая взялась возить меня на машине, были свидетелями победы гармонии: однажды пришла девушка, тоненькая (между изяществом и анорексией), и всё в ней было хрупко и ладненько, всё одно к другому подогнано: макияж, причёска, маленькая сумочка, ремешок на платьице, часики, туфельки, телефончик и маленький шпиц на согнутой руке, который из этой руки как будто вырастал; не причиняя никому беспокойства, пёсик дышал мелко и часто, высунув язычок, и подмигивал чёрными весёлыми глазками, а девушка тихо, как голубь, говорила по телефону. Мы смотрели и не могли насмотреться: это была живая картинка из журнала (в рубрике "стиль жизни"), исключающая возможность каких бы то ни было страданий и даже затруднений.

Бывали странные явления. Ещё одна женщина со шпицем, тоже прехорошеньким. Кроме шпица, у неё была большая печальная собака в двух ошейниках, простом и "строгом" (металлическом, с загнутыми к шее остриями; такие ошейники применяют к собакам, которые рвутся с поводка в неведомые дали, волоча хозяев по земле). Большая собака была спокойная, никуда не стремилась; она сразу по команде легла на пол и стала грустно моргать, потом заинтересовалась чужой собакой и шевельнула носом в её сторону, вследствие чего была бита кулаком по голове. А шпиц, сидевший (без всяких поводков) у женщины на коленке, был беспричинно поцелован в лоб. За ещё одно небольшое движение женщина опять разозлилась на большую собаку, опять стукнула большую собаку по голове, бонусом дала пинка в живот. А шпиц на коленке был поглажен по спинке и успокоен (хотя он вовсе не был взволнован). Шпиц мягко перебирал лапами и смотрел на всех с фирменной дружелюбной улыбкой. Большая собака, продолжая привычно печалиться, предпринимала робкие попытки переменить положение и терпела тычки, пинки и тумаки. Контраст угнетал до чрезвычайности. И невозможно было, на всё это глядя, разгневаться на безмятежного шпица: он не был виноват в том, что его любят.

Подруга, пока я навещала Дитриха, видела кучку японцев, которые сопровождали неизвестно кого; японцы чинно расселись, а когда людей, отягощенных животными, в клинике прибавилось, японцы никому не уступили места. С восточной невозмутимостью восседали. А я однажды услышала, как ветврач, мимо проходя, сказал женщине: "Just a moment!" — я сразу подумала "вот понты!", — но ветврач вскоре вернулся с какими-то документами (наверное, результатами анализов) и по-английски потолковал с иностранкой о ветеринарных процедурах.

Бывали дни весёлые, когда принимал, надо думать, специалист по хорькам. Тогда случалось настоящее хорьковое нашествие. Я не знала, что так много людей держат хорьков. Некоторые хорьки были на поводках, лазали и прыгали по хозяевам, целовались с ними, фыркали им в уши, залезали за пазухи, кувыркались, извивались и струились. Хорьки тратили много энергии и часто хотели пить. Им давали воду из кулера; они пили, вцепившись в стаканчик лапками. Хорьки, прибывшие в пластмассовых переносках с прорезями, жили в них, как в маленьких квартирках. У некоторых были в переносках поилки, кормилки и гамаки; глянешь, бывало, краем глаза на хорька, который валяется в гамаке, и кажется что он попыхивает сигареткой и смотрит киношку (там на одной стенке крошечная плазма, ну то есть как будто).

Как-то раз в ветклинику привезли павлина. Выглядело это так: продолговатая коробка, с одной стороны — прорезь, примерно как в почтовом ящике, и через эту щель внезапным шёлковым водопадом выплёскивался и растекался по кафелю блещущий изумрудами хвост захворавшей птицы... Люди переступали через этот фрагмент радуги с осторожностью и даже трепетом.

Имена у зверей были разнообразные, и причудливые, и обыкновенные; запомнилась мне навсегда собака по имени Лошадь.

Хотя я приезжала каждый день и каждый день мне рассказывали, что происходит с Дитрихом, ветеринары следовали правилам реанимационного отделения и честно два раза в сутки присылали на электронную почту отчёты; отчитывались и дневная смена и ночная. Ничего хорошего в этих письмах не было. Кроме сводок с фронтов болезни и лечения, из соображений человечности (или для полноты картины) добавлялось что-нибудь о его поведении. "Сидит в естественной позе", написали мне однажды; и это действительно было достижение. Потом он залез в меховой домик. Это было уже не просто достижение, это был триумф воли: Дитрих решил в домике сокрыться от людей, теребящих его организм. Чтобы не быть голословными, его сфотографировали (как он чётко в домике сидит) и показали мне фотографию. В отчётах, однако, фигурировало всё то же крайне тяжёлое состояние. "Но ментально ему лучше", задумчиво сказал мне ветеринар.

Дитриху сделали небольшую операцию, ввели эзофагостому; это такая трубка, один конец которой уходит в пищевод, а другой конец, прикрытый крышечкой, выходит сбоку из шеи, по такому случаю выбритой и забинтованной. Через эту трубку его стали понемногу кормить и поить, вводя шприцем (без иглы) мягкую еду, воду и заодно лекарства. Я пришла, когда он не вполне отошёл от наркоза. Дитрих сидел какой-то ошалевший, забинтованная шея казалась совсем худой, непонятная трубка торчала из бинтов, как антенна; увидав меня, он вдруг отчаянно начал высказываться и долго вскрикивал на одной ноте. Лицо у него приобрело такое необщее выраженье, какое было у Лизы Болконской ("я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали? ах, что вы со мной сделали?" — говорило её прелестное, жалкое мёртвое лицо) — и это выражение потом время от времени возвращалось. Сосед Дитриха, чёрный кот Мавр, плотный, упругий, с матовой шерстью и лицом суровым, был персонажем какого-то другого произведения (где говорят резко и смачно, типа "я вор в законе и дружков не продавал", хотя и "молилась ли ты на ночь, Дездемона" ему бы подошло). Мавр тоже был после наркоза, и постепенное высвобождение сознания из тенёт наркотического тумана выражалось в том, что Мавр колотился о решётку, рыча и ругаясь на чём свет стоит; в интонациях Мавра с озадачивающей недвусмысленностью слышалось — "с-с-суки". Ветеринарный мальчик, который относился к животным с большой нежностью и управлялся с ними с большой ловкостью, сел к нему в клетку, взял Мавра на руки и стал его уговаривать и тетешкать, как ребёнка; Мавр нехотя успокаивался. На другой день его забрали хозяева. В соседях у Дитриха бывали и кошки, и собаки, контингент менялся, а Дитрих всё куковал, опутанный капельницами. Там было грустно. Тусовка вокруг регистратуры — совсем не то, что тусовка стационара. В стационаре за стеклом была операционная, я в ту сторону старалась не смотреть, но всё равно замечала свет над столом и склонённых над кем-то хирургов.

Однажды в клинику влетела (ослепшей, дороги не разбирающей шаровой молнией) женщина на грани срыва, сжимая кого-то, кто казался кусом смятого меха; работники клиники, видавшие виды, соображали стремительно; очерёдность пациентов была пресечена, и неведомый зверёк был отправлен, наверное, сразу в операционную, — я не знаю, что с ним было, потому что быстро метнулась перекурить на скамейку в больничном дворике. Я прикончила сигарету, когда эта женщина (с красным лицом, взрыхлённом слезами) села рядом, продолжая плакать. Она сказала: "умер!.." Я смогла ответить ей только вздохом, междометием соболезнования. Предложила сигарету, но у неё были свои. Некоторое время я мучилась тем, что никакими словами тут не поможешь; не говорить же, как люди в интернете, "держитесь", или "он теперь за радугой". Так мы и сидели. Кто у неё был и кто её покинул — большая кошка, маленькая собака — не знаю... Самое ужасное, что когда меня позвали к Дитриху, я вскочила и побежала, так никаких слов и не найдя (и даже, пожалуй, задвинув чужое горе в тёмный угол).

С начала лета в голове моей крутились строчки из одной волшебной песенки: "Так смерть — дохнёт, мелькнёт — и нет её. Опять июнь"; прежде они звучали обнадёживающе, но чем дальше в лес, тем грубее я отвечала на их глумливый перезвон: "Ну ни хрена себе — дохнула. Ни хрена себе мелькнула. Ни хрена себе июнь".

[Дусик]

Продолжение

Белый кот и мелькнувшая смерть

Летние денёчки и впрямь часто бывали нехороши. На той курительной скамейке я вспомнила лето две тысячи десятого, когда Москва тонула в смоге и плавилась от адской жары; мой кот Франц (вислоухий шотландский кот с густой плотной шерстью) не выдержал, вывалил язык, стал задыхаться и закатывать глаза. Конгениально задыхаясь, я повезла его в эту же ветклинику. Терапевт отправлял Франца под капельницу, обещая откачать, и велел мне вернуться за ним через пару часиков; тут в кабинет влетела женщина с криком "я его не довезла!", держа на вытянутых руках мёртвого кота необыкновенной пушистости. Я на пару часиков отправилась в ближайшее прогулочное место: в зоопарк. Там радоваться тоже было нечему. Звери страдали от жары, одуревшие люди в полуметре от табличек "животное не кормить" бросали кому чипсы, кому сахарную вату, смеялись непотребным смехом над писающим жирафом и ловящими блох обезьянками. Тут не звери, а боги живут! (Так писал один не самый талантливый поэт в юные свои годы.) Ослеплённый любуется люд павлинами, львами... А меня почему-то привлёк ты, пушистый, ушастый зверёк с большими глазами. Отыскал тебя в дальних краях путешественник в синих очках, в кокосовой шапке. И, с добычей вернувшись назад, написал по-латыни доклад о складке на лапке... Ходит, ходит, не видя людей, жёлтый лев за решёткой своей, как маятник медный; рядом — белый сияет павлин... Кто заметит тебя? Ты один, тушканчик мой бедный! И с тоскою великой любви я в глаза углубляюсь твои, большие, больные: в них вся жалоба жизни моей, в них предсмертная кротость детей... Конец цитаты (это был Владимир Набоков, более известный своей прозой).

В глазах кота Мура, брата Дитриха, читалось только презрение и вопрос "ты у нас совсем дура, да?", когда я заталкивала его в переноску. Дитриху потребовалось переливание крови, в клинике крови не было; я была уверена, что кровь брата-близнеца сгодится; ветеринары тоже надеялись, что Мур Дитриха выручит. В тот день моя автомобильная подруга была на даче, и я потащила Мура (изрядно растолстевшего за время братнего отсутствия) на себе. Полил зачем-то отвратительный холодный дождь. Мур всю дорогу вопил о том, что его кровь и кровь Дитриха — две вещи несовместные; Мур оказался прав (анализ сделали дважды, сначала не поверив глазам своим), и по дороге домой я вопила о том, каким он оказался бесполезным для родного брата. Мур продолжал меня презирать. Придя в отчаянье, я стала заталкивать в переноску Франца. Франц, похожий на плюшевый батон докторской колбасы, иногда становится подвижен как ртуть; он сопротивлялся безмолвно и ожесточённо, пыхтел и надувался, пушистые толстые лапы растопырились, шерсть вздыбилась, но я победила, не переставая причитать и извиняться и стыдясь себя. Перед Францем мне было очень совестно: шанс, что сгодится Франц, был совсем ничтожный, но он был. Анализ показал, что — нет. Потом меня отправили в лабораторию на Электролитном проезде, куда только что привезли несколько пакетов с донорской кровью. У меня была пробирка с образцом крови Дитриха (в тот день от слова "кровь" я стала тихонько сходить с ума, а к вечеру уже заговаривалась — вместо "пепельница" сказала "капельница"), и я поминутно проверяла, на месте ли пробирка.

Никогда не была я на Электролитном проезде, и местность, которую бывавшие там описывали как вполне приветливую, произвела на меня впечатление отталкивающее; виной тому был, должно быть, дождь, породивший грязь, и какая-то дурацкая стройка, распространявшая грязь, и таблички "объезд", путающие путников. Я дотащилась до двери с надписью "вход со двора" и чуть не зарыдала, потому что уже была во дворе. Найдя искомое, я сказала, как мне было велено, что "такая-то клиника забронировала на мою фамилию пакет кошачьей крови, фамилия моя такая-то", — и протянула визитку с телефоном, по которому можно было позвонить и убедиться, что я оттуда. Визитка как бы повисла в воздухе; женщина-администратор неторопливо (или мне так казалось) листала записи. Она сообщила, что на мою фамилию брони нет. Но как же! а вы вот позвоните-ка, — и игнорируемая визитка опять повисла. "Тут только на какую-то Наталью... — сказала женщина. — Для большого кота". Несмотря на то, что у меня взорвалась голова и забрызгала окружающих прокисшим кефиром (такая мне на секунду представилась картинка), я ударила себя в грудь кулаком и стала уверять, что я именно Наталья и есть, а мой кот — именно большой кот. Меня посадили в очередь, снабдив номерком. Моя собственная кровь закипала, потому Дитриховы врачи сказали — он умрёт к вечеру, если не сделать переливание, — а был уж вечер (облаков померкнули края), и нужно было ещё сделать анализ на совместимость, а потом — уйдёт время на дорогу... "Всё кончено!" — догадалась я, и полились сопли, как струи Арагвы и Куры. Но повезло: в лаборатории чуть ли не первым проверили образец той крови, что с Дитрихом успешно совмещалась; мелькнули какие-то печати, чеки, подписи, лабораторное заключение; я отсчитывала деньги и нервно цыкая зубом тараторила: "а это точно самый большой пакет? он какой-то маленький, а мне сказали купить са-а-амый большой пакет, мне надо мно-о-ого крови, а это какой-то маленький пакет, а покажите большой, а можно все посмотреть?"; мне сказали: "у вас, кажется, кот, а не слон". На этом интересном месте позвонили из клиники. Я опять догадалась, что всё кончено: они хотят сообщить, что уже не надо крови, поздно. Но они просто переживали.

Дороги были пустые, и обратно я решила домчаться на такси. Мне прислали сурового гонщика на чёрной машине — без счётчика, без навигатора, — осознав важность миссии, он рванул так, что я от страха вспомнила мать свою и всю родню. "На вашем месте я бы вообще с ума сошёл", — посочувствовал гонщик на новом вираже.

Когда крайне тяжёлое состояние обернулось просто тяжёлым, Дитрих ожил. "Интересуется происходящим, — писали мне в очередном отчёте. — Ночью выпускали погулять по стационару". Его выписали на домашнее долечивание. Когда мы уезжали, девушка из реанимации прибежала с меховым домиком: "возьмите с собой, ему нравится..." Для долечивания пришлось купить мешок одноразовых капельных систем, мешок разнокалиберных шприцев, мешок лечебного корма, кучу таблеток, бутыли с суспензиями, бинты, медицинские салфетки, — и стать медперсоналом. Мне посоветовали изолировать Дитриха от остальных котов, чтобы эти остальные не отгрызли торчащую из его шеи трубку. Я так и сделала, но Мур стал орать под дверью нечеловеческим голосом. Дитрих с другой стороны посильно подпевал. Франц присоединился молча, мотая толстым хвостом, как демонстрант транспарантом; кошечки суетливо попискивали и пытались пролезть под дверью. Через полтора часа протестных настроений я махнула рукой и отменила изоляцию. Как ни странно, большого интереса трубка не вызвала: её обнюхали и решили — ладно, пусть будет. Но влиться в коллектив Дитриху было непросто. Он был уже не вполне он. Кот, который весил больше шести кило, уполовинился, стал трёхкилограммовой былинкой. В разных местах остриженный, с торчащим позвоночником, Дитрих походил на облезлого пуделька, которого оставили при цирке из жалости. Слабый организм не мог содержать прежнюю шикарную шубу, поэтому поредело и неостриженное: хвост уже был не тот, колосок вместо страусиного пера, и львиной гривы как не бывало.

Кошечки раньше пользовались Дитрихом, как большой меховой периной, укладывались на него дрыхнуть, затолкав свои мелкие головы ему в подмышки; они попробовали снова это проделать и едва его не раздавили. "Вы жирные!" — сказала я кошкам, известным в узких кругах своей миниатюрностью. Мур и Дитрих прежде увлекались обоюдным вылизыванием морд и загривков — шерсть под языками трещали и скрипела, глаза выпучивались и искрили от усердия; Мур сказал "давай-ка, брат, как раньше" — и от души лизнул Дитриха; Дитрих упал, будто его контузило. Франц любил толкать Дитриха головой, как молодой бычок, в порядке дружеского жеста; Дитрих в ответ целовал его в лоб. Франц попробовал по старой памяти ободрительно толкнуться. Дитрих снова свалился и отполз в уголок, и загрустил, и опять нарисовалось то самое выражение — "ах, что вы со мной сделали?"

Каждый день, с семи утра до полуночи, он (как и я) жил по расписанию: уколы, капельницы, кормление через эзофагостому, толчёные таблетки, суспензии; и периодически — визиты в клинику, которые приводили его в ужас. Когда мы приезжали сдавать очередные анализы, кто-нибудь из лечивших Дитриха в стационаре заглядывал в кабинет — "мы увидели, что вы записаны... как ты, Дитрих? дай на тебя посмотреть!" — и смотрели на него, ей-богу, не вру, с любовью.

Кошачий коллектив быстро дотумкал, что при общении с Дитрихом прежние нормы не годятся; они стал относиться к нему аккуратно и даже нежно (а казалось бы — дурачки). Со временем к Дитриху вернулся аппетит, и трубку из шеи вынули. Лечебный корм ему не нравится. Ряд экспериментов привёл к тому, что только добавление в этот невкусный паштет мелко порезанного свежего огурца может сделать паштет привлекательным. Отменили капельницы, затем таблетки и суспензии; оставили только уколы. При виде шприца он ложится (с душераздирающей покорностью), чтобы мне было удобней колоть, потом вскакивает и поёт — довольно-таки весёлым голосом — "теперь дай мне огурцо-о-о-ов".

Дитрих очень хрупкий, за него всегда тревожно; он утратил силу, пышность, вес и прежнюю красоту. Остались только глаза — в которых можно усмотреть что угодно: святость, мудрость, вечное удивление, ту самую "предсмертную кротость детей"... Говорят, он может прожить ещё года два.

Источник https://snob.ru/profile/26524/blog/114860

[нисмира]

Не про кошку,но все равно очень мило)
Посылочка с того света...

У подруги собачка умерла возрастная. Со щеночка вынянченная. Любимая. Половина сердца, считай, умерла, и подруга моя от горя слегла: заболела так, что помирать собралась. А дети ее в шоке, конечно. Матери хуже и хуже, а чем помочь? Врачи только руками разводят, мол она сама себя изводит... А та реально отходит! Лежит, в стенку уставилась, не ест и даже уже не встаёт

Вот тогда-то дочь подруги и пошла на то место под берёзой в саду, где пёсу схоронили, расплакалась, разговорилась с собакой, как с живой, и давай её упрекать: что ж ты делаешь? Как мы тебя любили! Мама ещё такая молодая - жить да жить... Как же мы без неё? Не забирай ее с собою, будь человеком!.. А сама плачет, урыдалась вся. Вечером мне все рассказывает по телефону и говорит, что раз уж сама пошла к собаке на могилу с уговорами, то и у неё тоже крыша едет. Ну, а что я?
Дежурные фразы сочувствия... Что ж мы можем ещё сделать?

Через несколько дней чуть свет - дочери звонок в дверь. Кто там? Мама - собственной персоной: бодрая, деловая, весёлая, помирать вдруг раздумала...
Так, говорит, дети, сегодня ночью ко мне во сне приходила Эвочка. Сказала, что она к нам возвращается.Сказала, что через месяц нужно каждое воскресенье ездить на птичий рынок и искать женщину со щенками. Женщину зовут Эмма, а ее суку - Эва. Порода? Не сказала. Главное: хозяйка Эмма, а сука - как нашу звали, такая же кличка...

Вывалила моя подруга детям все это, переоделась, собралась, и понеслась по делам, как-будто и не болела, и суицидом не увлекалась... Дети снова в шоке! Дочь звонит мне: помогите мать уговорить психиатру показаться... у неё явно крыша поехала: умершая собака во сне ЦУ раздаёт... А я уж к тому времени всю историю про сон из первых рук услышала, подругу своими глазами вижу - живую и здоровую, слава тебе господи! Ну, и говорю девчонке: вам не угодишь! Умирает мать - плохо. Носится как шувей - опять нехорошо. Уже определитесь! Нормальная твоя мать, угомонись! Не дурнее, чем всю жизнь была...

А дальше, как месяц пролетел, каждое воскресенье подруга с утра и до ночи на десять рядов базар обходит. Когда одна, когда со мною, когда с дочерью... Нет этого сочетания Эмма/Эва, хоть ты стреляйся ... Опять раскисать начала, а я ей: чё ты раньше времени?.. тебе ж особа русским языком сказала: ждать! Думаешь, так легко с того света вернуться?..

... В тот день пошли мы с ней на последний круг, под конец базара. Все те же самые стоят, а время обеда уже давно прошло ... Я подругу за шкварник и затащила в кафе. Сели, я в меню воткнулась. Глаза поднимаю, а подруга мне за спину смотрит и в лице меняется. Господи, привидение что ли увидела? Глянь, а позади меня на стене объявление приклеено: предварительная запись на щенков Эвы-Эриты-и ещё две строчки имён всяких через чёрточку. А ниже телефон и имя - Эмма. Нас как подкинуло. Какой там обед? Звоним туда сразу: Эмма? Отвечает: Эмма. - А собака Эва? Точно. А щенки уже есть? Нет, говорит, уже всех продали.

Тут у подруги реально начинается истерика:
Как продали? А я? Там была моя... мне моя собака во сне сказала... мой щенок... с того света ... И рыдать в голос.
Я перепугалась, трубку выхватила. Говорю: извините, не обращайте внимания: у нас тут мистическая история, а в объявлении имена - ваше и собаки вашей - совпали как во сне..., а собака в больнице приснилась и сказала ...
Ну, вы поняли - я тоже внесла ясность! Переговорщик, блин.

А трубка помолчала, а потом вдруг говорит: пишите адрес, приезжайте. Есть один щеночек. Себе оставили...

Господи! Не чуя под собою ног, прыгнули в машину и несёмся по адресу. Нашли. Зашли. Стоит дама полтора метра в высоту и в ширину тех же полтора - квадратно- гнездовая такая тётка!, на шее цепь золотая, шириной в три пальца, в парике и темных очках. Ага, в квартире. Ни здрасьте тебе, ни других реверансов. Молча ткнула пальцем в сторону комнаты. В комнате стоял стол и стулья. Мы сели.

... и тут начался допрос с пристрастием: кто такие, откуда, зачем? Тётка вокруг нас кругами носится и орет: Правду говорите! Я знаю, кто вас подослал!
Я уже начала потихоньку поглядывать в сторону входной двери, когда тётка, заметив мой взгляд, рявкнула слово, и из соседней комнаты вышла огромная собака и молча легла поперёк дверного проема в коридор. Я поняла, что живыми нам отсюда не выйти...

И вот когда в сотый раз в мельчайших подробностях мы, каждая по очереди пересказали всю историю, включая сон, и с топографической точностью описали птичий рынок изнутри, квадратная хозяйка встала, сделала одно движение, и огромная собака также молча ушла, как мне показалось, с некоторым разочарованием.

Вторым движением тётка достала бутылку коньяка из бара, налила нам по рюмке, плеснула полстакана себе и сказала, что хоть она не верит ни в бога, ни в черта, но другого объяснения этому нет

Короче: хозяйская Эва оказалась пёса жутко дорогих кровей, которых на весь мир по пальцам можно пересчитать. Сводится всегда только с одним кобелем, у которого в родословной все короли, принцы крови и ниже герцога даже челяди нет никого.

Специально за кучу денег этого пса привозят к ней из ... и всегда все в идеале! Щенки все как на подбор, стоит каждый целого состояния, все бэсты забэбэсты, запись за год вперёд ... И вот, как положено, три месяца назад собака ощенилась, и ..⠀
Та- даам: среди всех тёмных щенков вдруг оказалась одна белая девка. Это как? Это невозможно! Никак! Наука опровергает!
С их кровями не может быть белого цвета нигде, даже если их наизнанку вывернуть...

Что делать? Если кто-нибудь узнает, что такое произошло, собаку лишат всех званий и исключат из разведения, щенков её прошлых тоже. Решили молчать. Но что же делать с этой белой?

Тётка снова махнула полстакана конька, как я сорок капель корвалола, и покаялась: хотела усыпить, даже доверенного ветеринара вызвала... Да только ночью снится мне сон:
иду я по пустой улице, на которую выходят много дверей. И все они закрыты. Вдруг одна открывается и и в проёме стоит собака - не моя, не знаю такую. Посмотрела на меня, зубы страшно оскалила и исчезла, а с этого места ко мне на дорогу выпрыгнул белый щенок, а во рту мячик. Щенок мячик передо мною положил, сел и смотрит на меня серьёзно, по-взрослому. В этот момент та дверь захлопнулась, да так громко, что я и проснулась...

Утро уже. Целый день из головы сон не идёт. А сама жду, должен вот-вот коновал приехать. А тут дверь из соседней комнаты открывается и шлепает ко мне это белобрысое чудо, хвостиком виляет, мячик во рту несет, кладёт прямо передо мною, садится и смотрит мне в глаза. Один в один как во сне. И взгляд такой же - не щенячий. Меня мороз по коже продрал, аж заколотило всю, молитву никакую вспомнить не могу, а сердце из груди чуть не выскочит...

Схватила я щенка, унесла в дальнюю комнату. Ну, думаю, будь, что будет. Чувствую, нельзя щенка усыплять.
Не зря та чужая собака во сне зубы скалила. Веринару заплатила за ложный вызов, что- то наплела, благо, про усыпление предварительно разговора не было.
Ну, думаю, ладно, завтра утром решу.
А тут под вечер ваш звонок... Ну, а как эта - кивок в сторону подруги- рыдать начала, что ей щенок должен достаться, да про сон, да про собаку свою умершую...
Стало мне ясно, - здесь голос хозяйки обрушился на нас как Ниагарский водопад - Ясно мне стало, что это из-за вас мне там (пальцем в небо!) брак в мою красавицу засунули.

Женщина резким движением плеснула себе ещё коньяк и рявкнула:
- Щенка вы сейчас забираете и про меня навсегда забываете.
Тем более, что я через несколько дней уезжаю с собакой и сюда уже точно не вернусь.
Все, что я вам рассказала, считайте вашим ночным бредом про вашу умершую собаку. Тётка шарахнула кулаком по столу и заорала:
Знакомится будете?
Или просто заберёте свою посылочку с того света?

Она махом вылила в себя оставшийся коньяк и выскочила в другую комнату.
Мы с подругой ошарашено
переглянулись. Теперь я знаю, как выглядят волосы, вставшие дыбом. Услышанное не лезло ни в какие ворота, но с точки зрения сна подруги - все было вполне логично, особенно цвет щенка Уж это была гарантия, что его никому не продадут и даже не покажут, кроме нас...

В эту минуту в комнату вошёл щенок - абсолютно белый, что, действительно, для этой породы просто невероятно. Щенок стоял перед нами на пороге комнаты и какое-то время внимательно рассматривал нас обеих, переводя взгляд с одной на другую, потом смело двинулся в сторону подруги и улегся у ее ног. Подруга растерянно смотрела на щенка, в котором не было даже отдаленного сходства с ее умершей собакой, потом подняла глаза на меня и робко улыбнулась...

Вышла хозяйка с коробкой, помещённой в сумку. Посмотрела на щенка, на подругу, выругалась под нос, но аккуратно посадила малышку в коробку с уже сделанными дырками по бокам, молча вручила сумку с коробкой подруге и жестом показала на дверь. Подруга попыталась поблагодарить, на что хозяйка издала такой рык, что мы кубарём выкатились из квартиры, и дверь за нами с грохотом захлопнулась...

Сели в машину, едем, а коробка открылась, щенулька вылезла и давай скулить, да так громко! Аж плачет, аж слёзки капают! Типа обидно ей, что ее не узнали. Тут и подруга как схватит ее в охапку и давай ее целовать тоже плакать. Я машину остановила, потому как с таким количеством слез ехать опасно, а эти две дурочки уже смеются, вернее, подруга смеётся и плачет одновременно, а белая щенулька невероятной породы ей слезы языком вытирает. Ну, что, говорю, девушки, встретились? А ты мне не верила, что они всегда возвращаются к тем, кого любят..
Взято со страницы Елена Пылова

[Захарова Елена]

нисмира, блин, я ж на работе - читаю а у самой слезы)

[нисмира]

ну не одной же мне на работе страдать)))

[se_sveta]

Вот, конечно, нисколько не юморной рассказ... Но, тоже- слёзы... 27 февраля 1987г. умер мой папа..Мой муж так то, мягко сказано, не любит кошек... И вот на 40-й день он приносит домой белого абсолютно котёнка.. ( папа в 51 год был абсолютно седой.. у нас это-генетика, в 35 седеем на 90 И говорит ( муж) " я не мог от него отвязаться, нашёл под дверями работы...) котёнку было месяца 2. Так вот, вернее, умнее, добрее и гулящее у меня более котов не было... ( ну не кастрили тогда...) Гулял-когда хотел, знал, где наша дача ( в 5 мин. от дома) и приходил пешком. Соседский доберман его боялся, когда Бакс был на участке. Так что - верю. Бывает такое чудо инопланетное в кошачьей шкуре...

[masha_vip]

ОДНОЙ СЕМЬЕ ПОВЕЗЛО С КОТОМ
Он достался им совершенно бесплатно, уже взрослым. Ни тебе бессонных ночей над колыбелькой, ни режущихся зубов, ни педиатров, ни прочих приложений к взрослению. Один целый незамутненный воспитанием кот.
Семья умилилась, восторженно поохала и назвала кота Боренькой.
Раза четыре.
А потом стало как-то не до того.
Отличительной особенностью этого кота была бездонность.
Кот жрал.
В максимальном смысле слова.
Как будто не для себя одного жрал, а для всей кризисной Греции в придачу.
Пёр по кухне полосатым танком, отодвигая детей от стола вместе с табуретками.
Молотил бойкой мясорубкой и свое, и найденное, и спёртое.
Не пропускал мимо даже комаров — ловил и жрал с мордой гурмана.
Попробовали кормить Бореньку в два раза больше.
Кот благодарно переваривал, курчавился, крепчал и тырил в два раза интенсивнее.
При этом из кота счастливо мурлыкало басом что-то похожее на «Жизнь удалась, мляу!»
Когда Боренька тихо, на цырлах уволок кило замороженного фарша и сточил его за шторой в спальне, не размораживая и вместе с упаковкой, стало понятно, что с именем для своей оборзелой лошади семья промахнулась.
Так Боренька стал Борзелем.
По версии главы семьи кота стали звать намного более нецензурно, но с сохранением общего смысла — «тыохренел!»
Борзель одинаково азартно тырил со стола и колбасу, и лимоны.
За ужином практически залезал растопыренной лапой в рот хозяину
И этой лапой вынимал из хозяина оливье.
Всасывал жарящиеся котлеты прямо со сковороды.
В полете отковыривал шпингалет на кухонной двери и крышки с кастрюль.
Семья с трепетом ждала, когда этот медвежатник вскроет холодильник.
На второй месяц кот осознал: всё, что падает на пол, в силу человеческой жабы становится его едой по умолчанию. Бдительная семья сразу стала намного реже ронять еду и даже научилась эквилибристически ловить всё падающее в сантиметре от пола.
Эту проблему кот решил прыжками на стол, всеми четырьмя лапами в тарелку, одним движением переводя еду в категорию корма без участия пола. Если в тарелке в это время был борщ, Борзель игруче плескался в нем, а потом облизывал всё и всех вокруг до стерильной чистоты.
Однажды ночью глава семьи столкнулся с Борзелем в коридоре.
Тот нес в зубах батон и думал, куда его выгоднее вложить.
В шкаф или под диван?
Думать об инвестиции помешал мат свыше.
Когда хозяин попытался оторвать батон от кота, выяснилось, что они срослись в районе горбушки и расставаться не хотят, кто-то из них двоих мужчину даже обшипел.
В конце концов всем стало казаться, что кот плотоядно косится на бабушку.
А главе семьи — что он работает на еду для кота и успокоительные для остальных.
Посоветовались с интернетом.
Поисковик на запрос «кот охренел ворует и жрет» сразу выдал фото Борзеля с волочащимися следом шестью метрами чужих сосисок, а ниже — ссылки с советами про борьбу.
Например, про брызгание в жрущего кота неприятно мокрой водой.
И кидание в него же металлической баночки с гремящими монетами.
По версии специалистов брызги и шум не нравятся котам настолько, что они сразу перевоспитываются.
Некоторые аж книксены делать начинают.
Но очень важно брызгать и кидать незаметно, чтобы кот не понял, кто пакостит.
И не отшлёпал вас укоризненно украденной у вас же куриной лапой.
Борзель, конечно, не заметил, кто брызгал.
Был занят.
Но воде обрадовался.
Надо же было чем-то запивать только что упоротую котлету.
А грохота баночки с монетами очень испугалась бабушка.
Пришлось и на нее слегка побрызгать из пульвелизатора.
Кот же отодвинул баночку от котлеты мордой и продолжил жрать в том же темпе.
На бабушку, кстати, методы подействовали.
Какое-то время она отказывалась от еды.
И вязания.
Способ, заключающийся в установке по периметру кухни датчиков движения и арбалетов с ядом, был отвергнут сразу. Из-за все той же бабушки. Решили по старинке оборонять территорию вокруг стола метлой и меткими пинками.
Борзель сначала удивился, потом хмыкнул, посмотрел на всех свысока.
И с холодильника уронил в салат будильник…
Так впервые в мире будильник стал каплей.
Последней.
Под скрежет когтей по металлу кот был оторван от мавзолея еды, с трудом и матом дотащен за шкирку до двери и с еще бОльшим трудом и матом запущен в открытый подъездный космос. Недалеко, не дальше коврика. Потому что нажрал себе себя до размеров карликового барана и стал в придачу к бездонности еще и плохобросаем.
Наконец, в доме наступили покой и постоянные котлеты.
Бабушка опять начала вязать и есть.
Глава семьи расслабился настолько, что позволил себе зимнюю рыбалку.
Три дня идиллии пролетели быстро, как металлическая баночка через кухню.
На четвертый день за завтраком семье открылось зрелище, по красоте и волнительности сравнимое с кенийским рассветом и зарплатной ведомостью.
За окном на сетке со смерзшимся уловом.
Качаясь от ветра и эмоций, висел Борзель.
Висел и жрал.
Только раз полоснул волевым взглядом по подавившейся семье.
И продолжил выгрызать из рыбного камня рыбий хвост.
Оторвать Борзеля от авоськи ни у кого не поднялась рука.
Обнявшихся, их внесли на кухню и положили хором оттаивать в углу.
А сами смотрели на планомерное обтачивание восьми кило окуня.
И неожиданно для себя умилялись до слёз.
Ведь если вам повезло с котом,
То это навсегда.
Одной семье повезло с котом…
© Из сети